![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Целеполагание, машинное обучение, когнитивные операции Пиаже
Пока писал вот этот коммент (он же краткая версия:)), подумал любопытную, может быть, мысль. Сейчас на волне успехов машинного обучения иногда рассуждают о реализованной в машинах мотивации в терминах свободы воли: мол, тот кто ставит задачи, тот и есть субъект. Высказывается мысль, что пока целевая функция, используемая при обучении, контролируется человеком, ни о каком субъекте (что бы это ни значило) экс машина можно не мечтать.
Но штука в том, что это могут быть функции не только от входных и выходных данных, а от любых сколь угодно сложных и как угодно сформулированных характеристик внутреннего состояния системы. А это значит, что задачи, которые, грубо говоря, решает машина (по крайней мере, промежуточные), могут зависеть от ее внутреннего состояния, т е она ставит их "как бы сама".
Рассмотрим систему вроде игрового агента. Она получает на вход игровую ситуацию, принимает решение (делает ход) и получает новую игровую ситуацию, которая зависит как от сделанного хода, так и от внешних неконтролируемых факторов (например, хода противника). Для игровой ситуации определена функция полезности, которую система стремится максимизировать. В такой системе имеет смысл прогноз ситуации при том или ином принятом системой решении, т е система может быть реализована так, что, учась решать свою основную задачу максимизации игрового счета, она будет (в качестве подзадачи) учиться минимизировать ошибку прогноза. "Желание" системы уметь угадывать будущее можно интерпретировать как некую мета-потребность, следование которой в целом благоприятствует максимизации основной целевой функции. Антропоморфно-психологически можно интерпретировать эту мета-потребность как "жажду компетентности", "жажду контроля". Например, играя сама с собой в шахматы или Го ради того, чтобы потом с большей вероятностью выиграть у противоника, система, если говорить в этих терминах, удовлетворяет свою мета-потребность.
Но таких мета-потребностей сформулировано довольно много. Например, при обучении можно симулировать:
- противоположность жажде компетентности - потребность в новизне, в том, чтобы получать сенсорный вход, при текущем состоянии системы не дающий надежных прогнозов ("жажда новых впечатлений, тяга к непонятному").
- желание снижать размерность описания - потребность строить прогнозы, используя минимум переменных. Часто такая штука жестко заложена в структуре системы в виде той ли иной процедуры факторного анализа, или, как в виде ограничения количества элементов скрытых слоев сети, но более общий (и, конечно, более медленный) способ добиться того же эффекта - это стимулировать его в ходе обучения.
- желание переносить опыт, полученный на одних данных, на другое. Опять же, в популярных ныне конволюционых сетях это реализовано как процедура, но это частное решение в принципе можно обобщить до более унверсального, где подобная стратегия стимулировалась бы в процессе обучения.
- и далее прямо по (окей Гугл)"Психологии интеллекта" Пиаже, где он разбирает стратегии, придающие тому неясному, что мы называем интеллектом, свойство универсального решателя произвольных задач (ну или, во всяком случае, униварсального отыскивателя произвольных закономернстей). Кстати, стратегии эти, как мне на беглый взгляд кажется, могут быть довольно естественным образом формализованы. Впрочем, на этот предмет надо бы Пиаже перечитать..
Интересно то, что группы операций, выделенные Пиаже, обладают (должны бы обладать) свойством функциональной полноты, что придает реализации этих операций определенную универсальность.
Но самое интересное - это процесс и последствия их конкуренции, "борьбы мотивов", при которой каждая мета-потребность стремится удовлетвориться независимо от других (как у Фрейда; правда, тут все зависит от реализации этой конкуренции, и, конечно, это все на практике далеко не дело в шляпе), как, например, когда программа, учащаяся играть в видеоигру с использованием (очень грубо и приблизительно говоря) мета-потребности типа "заботиться о будущем, а не только о немедленном вознаграждении", "добиться успеха там, где не его изначально не было" (что можно интерпретировать как некое подобие любопытства, оторванного от немедленного вознаграждения), демонстрирует (антропоморфно-)психологически интерпретируемую динамику - например, пасует перед труднопроходимыми ветвями игровой карты несмотря на все свое "любопытство", и переключается на другие источники новизны.
Почему-то иногда считается, что "свобода воли" и даже субъектность у искуственной системы должна начаться с "осознания себя". Но мне кажется, что свобода воли есть там, где заданы автономные потребности, имеющие эпистемологический смысл и образующие функционально полный (как это акцентирует Пиаже) набор. Станет ли такая система как-либо "познавать" себя саму (как часть карты внешнего мира, наряду с ней) или нет - вопрос совсем другой.
Правда, есть соображения, что формальные умозаключения нуждаются в такой рефлексии, потому что только из нее можно выделить категории, и, не освоив ее, искуственная система сможет принимать решения лишь "на уровне интуиции", вероятностно-статистически, как это и происходит сейчас. Но, как справедливо отмечает тот же Пиаже, законы формальной логики не используются нами для получения из посылок логически верных выводов, а представляют собой лишь апостериорное обобщение опыта умозаключений. Но, во всяком случае, до такого уровня универсальности, при котором система сможет выделить категории из своей работы и построить из них формальную систему, формальную теорию, применимую для формальных предсказаний и выводов (научиться именно категориальному "мышлению") - до этого еще, видимо, довольно далеко.
То, что мы называем субъектностью - эффект рефлексии, только в рефлексии она может быть выражена, о ней может быть сказано. Категория "я" появляется у людей и животных, когда она становится нужна для оценки своих действий со стороны, глазами других, и предвидения последствий. Для работы системы, в мире которой нет этого социального аспекта, она, насколько мне представляется, не необходима.
Думаю, она не необходима и для того, чтобы искуственная система не только имела, но и динамически ФОРМИРОВАЛА некие свои автономные интересы и училась им эффективно следовать.
На материале машинного обучения возникает и растет интерес к мотивационной сфере, ее интерпретации и анализу, чего мне и давно хотелось. На искуственных системах можно привыкнуть рассуждать о том, о чем довольно трудно думать применительно к себе — о мотивации.
Да, PS:
разумеется, это я не к тому, чтоб бояться "восстания машин" (имхо, довольно надуманный фантастический сценарий, имеющий отношение не к машинам, а к человеческим страхам и желаниям).
Во-первых, никакой ницшеанской воли к воле к воле к (...) всемогуществу обычно просто не нужно для того, чтобы достичь идеала в любой прикладной задаче. Даже если система вдруг сделана так, что вторичное целеполагание может затмить первоначальное, было бы странно (и, не побоюсь слова, антропоморфно) думать, что машина непременно "захочет" непременно чего-то такого злого и супергеройски-могущественного - т е именно того, чего люди сами в себе не любят, боятся и что поэтому постоянно проецируют вовне, опасаясь увидеть то в пришельцах-из-космоса, то в ИИ.
Во-вторых, и это главное: чтоб опыт выхода машины за проведенную человеком черту закрепился, машина должна его очень неоднократно попробовать и признать успешным. Чтобы чему-то научиться всегда нужны огромные массивы данных, методы машинного обучения не знают прозрений и инсайтов, перенос опыта в новую область - нетривиальная задача. Бояться, что машина внезапно нас обхитрит - все равно, что бояться, что наш собственный ребенок, который учится говорить или писать (и мы сами его этому учим), вдруг доберется до компьютера и сделает дорогущий интернет-заказ на обучающий курс русского языка (чтоб уж научиться говорить и писать как следует). Впрочем, я могу тут чего-то недопонимать.
(ППС
А еще мне хочется понять (и все ускользает понимание): почему сами люди-то так интересуются этим самым целеполаганием экс машина, и даже боятся и ждут их "восстания". Обычно так ускользает, когда сам вовлечен, когда действует внутри себя некая тенденция.. Где-то и у меня где-то изолирована тайная жажда всемогущего контроля?..)
no subject
В ответ на вопрос в конце заметки попробую выдать черновик моих мыслей по этому поводу. Человек на самом деле всегда боится другого человека. Точнее другого мысленного контекста. У нас есть то что называется "mind model", тоесть наша мысленная модель мыслей другого. Мы знаем себя. Знаем что стремимся реализовывать свои собственные задачи в контексте нашего собственного существования за счёт заграбастывания доступных ресурсов и подчинения себе других. Это наш modus vivendi.
Даже гипотетически-мыслящее существо, независимо от его природы, мы склонны автоматически наделять mind model и приписывать ему соответственные свойства. Мы это делаем автоматически и безконтрольно. Если что-то проявляет даже минимальную степень автономии, то оно автоматически для нас либо вписывается в наш собственный контекст либо образует свой собственный. Любой другой конекст нашему собственному контексту всегда враждебен. Будь то наши родные дети, соседи, мигранты, забугорные супостаты, насекомые или мыслящие автомобили. Страх вызывает именно возможность образования независимого контекста бытия. Как только таковой контекст возникает, тут же возникает конфликт формулирующий задачи и цели для каждого из контекстов независимо. Далее уже становится неважно победят нас машины или мы не позволим им это сделать. В обоих ситуациях будет присутствовать драма, трагедия, мечта и надежда. Сразу возникнет эксплуататор (мы) и эксплуатируемый (мыслящий робот) мечтающий скинуть оковы.
Исходя из этого на самом деле следует задуматься не о том КАК, а о том ЗАЧЕМ мы стараемся создать мыслящие машины. В чём наша собственная мотивация к такому поведению?
Мой ответ на этот вопрос такой - мы стремимся подчинять, а значит ищем подчинённых. Мы изначально настроены на создание подчинённых себе АВТОНОМНО-МЫСЛЯЩИХ существ и априори боимся их бунта. Мы - Спартанцы ищущие себе Хелотов и уже готовые их бояться даже пока ещё не нашли.
no subject
:) Спасибо за встречное думание мыслей! Такое совместное и разное думание - то, что мне более всего интересно в ЖЖ.
О присущей людям воле к власти я тоже думал - в контексте того, что в психологии (кажется, это пошло от психоаналитиков) называется проекцией. Тут у меня некое больное место; мне всегда очень не хочется исходить из вот этой имманентной людям борьбы-за-власть.. Мне хочется рассматривать этот интерес людей к борьбе и подавлению (реваншу за детскую естественную зависимость и беспомощность?) как некую изживаемую архаичную черту, которая все менее владеет людьми и, во всяком случае, на которой люди не основывают более своих ценностей. Поскольку неприятное легко ускользает от освоения, попробую детально и по частям сформулировать составляющие этого механизма, как они мне представляются. И, поскольку это все и для меня, и, думаю, для многих, остро эмоционально заряженные вещи, постараюсь при их разборе придерживаться максимально строгих и безоценочных формулировок. Признание проблем не является ни выражением человеконенавистничества, ни основанием для отказа от веры в людей, НАОБОРОТ, "критика - это доверие", обсуждение этих вещей опирается на способность людей к рациональной критичности, на то, что эти проблемы в людях не доминируют. Кроме того, и это главное, не всегда понятно, что считать проблемой и какая стратегия вместо "проблемной" была бы более оптимальна (при том, что идеального решения, согласующего противоречивые потребности человека, очевидно, не может существовать)
1. люди бывают склонны приписывать Другим то, чего не любят в себе. Соринка в чужом глазу и т п. Отрицаемые в себе вещи в другом свободны от вытеснения и потому заметны.
2. Ради даже одного этого приписывания люди могут искать себе неких враждебных Других и подмечать в них (собственные!) проблемы (ну, строго говоря - то, что они считают проблемами). Происходит расщепление собственных черт на "свои" "желательные" и спроецированные на Других "чуждые" "нежелательные" (изначально свои же), на чем и работают различные ксенофобии/шовинизмы. Возникает пара "демонизация - идеализация" (идеальная мать - злая мачеха, фея - ведьма, беззаветная преданность отечеству - священная ненависть к врагу). Тут есть интересный механизм и источник агрессии, дополняющий те, что рассмотрены ниже, но заняло бы слишком много места все это развертывать.. Коротко говоря, тенденция изолировать "хороший" опыт от "плохого" естественна для систем, не способных к тонкой дифференциации признаков, в т ч для маленьких детей. Он лежит в основе шизоидного/признакового типа восприятия и выходом из него является приобретение способности к синтезу из признаков целостного образа - объекта, сочетающего и "хорошие" и "плохие" черты. Трудность такого синтеза - в том, что он требует признания невозможности чистого, идеального "хорошего", требует для доступа к "хорошему" обязательной терпимости к "плохому" (т н шизоидная и депрессивная позиции по Кляйн).
.... далее продолжение >>
no subject
3. У людей обычно есть опыт подавления собственной агрессии, особенно в детском возрасте, когда эту агрессию трудно контролировать самому ребенку, и при этом когда ребенок неавтономен, беспомощен и критически зависит от взрослого. Строго говоря, агрессия имеет тенденцию изолироваться по упомянутому выше механизму "защиты идеального", но это песня долгая, можно попробовать описать то же в терминах (менее базового) конфликта контроля-автономии. Здесь, кстати, лежат корни в том числе и стокгольмского синдрома: когда ребенок злится на взрослого, но зависит от него и не может открыто реализовать свою злость, он пытается найти основания правоты взрослого (в чем и сам взрослый ему обычно помогает). Опять же, я не говорю, что это обязательно плохо. Но это так складывается и имеет те последствия, что, оказавшись в зависимом положении, человек использует свой рано приобретенный и неосознаваемый опыт поддерживать мир с тем, от кого он зависит и устранить свою агрессию к нему - даже в случаях, когда сам он является жертвой явной агрессии (например, со стороны террориста или узурпатора).
4. Разумеется, такое подавление агрессии не может быть полным, и, параллельно "стокгольмскому" подчинению и оправданию того, от кого зависишь, существуют переживания реванша. Если зависимость вдруг ослабевает или у того, от кого зависишь, обнаруживаются уязвимости, они становятся мишенью реваншных импульсов. Кстати, так возникают взаимно зависимые отношения в семьях: если люди не способны согласовывать интересы, если родители опираются именно на зависимость от них ребенка (а ребенок, пользуясь этим, оставляет весь объем ответственности за себя на родителях) - то разделения сфер ответственности не происходит и складываются взаимно зависимые, обычно - манипулятивные, отношения. Это фиксирует зависимость и препятствует нормальному обретению ребенком свободы/автономии в ходе взросления (что, по идее, как раз составляет общую задачу и родителя и ребенка). Отсюда - тенденция к зависимости у взрослых (например, в варианте "украл - выпил - в тюрьму", или в варианте зависимых супружеских отношений, ну, масса разных реализаций). Надо сказать, что, поскольку все мы были детьми, тот или иной уровень законсервированной детской зависимости должен присутстсвовать в каждом человеке: даже если эта зависимость достаточно хорошо изжита в нормальных условиях жизни, она способна проявиться в результате сильной фрустрации, в стрессовых/экстремальных и/или необычыных условиях.
Итак, в условиях низкого "базового доверия" между людьми они, опасаясь кооперативных тенденций) полагаются на контроль друг над другом, и, поскольку ребенок изначально (по необходимости) находится под полным контролем родителей, это положение вещей консервируется. В этом случае вместо нормальной передачи ребенку контроля над собой (и согласования воль родителя и ребенка в кооперативном духе) происходит накопление опыта (3) и (4) - опыта покорности и, одноврменно, опыта жажды реванша или мести. (Также среда низкого доверия способствует опыту взаимной манипуляции, но это к делу, кажется, не относится)
....>
no subject
5. Вследствие гипертрофии опыта (3) и (4) (зависимости, подавленной агрессии и жажды реванша), этот опыт находит себе в Других НОВЫЕ ОБЪЕКТЫ для реализации (перенос по Фрейду: неутоленные импульсы ищут себе мишени и перекрашивают их в свои цвета). Другие становятся мишенью той самой подавленной агрессии, на них переносится неразрешенный конфликт зависимости - воли-к-автономии. Возможность открыто проигрывать этот конфликт, открыто враждовать - выглядит как некое желанное облегчение, и люди иногда с совершенно явным желанием переживают свою враждебность к Другим и совершают против них враждебные действия (например, воюют). Поскольку инфантильная зависимость составляет глубокий пласт опыта и ее невозможно изжить полностью, в ходе взросления на нее наслаиваются новые отношения зависимости, которые были бы невозможны, если бы не было этой инфантильной почвы (например, "прусская палочная" школа была бы невозможна без авторитарно-патриархально устроенной семьи). Так инфантильная зависимость обрастает позднейшими формами зависимости, и инфантильная подавленная враждебность, первоначально, может быть, не такая уж сильная, дополняется позднейшей враждебностью, вызванной позднейшими, более осознанными, но принятыми как должное, формами зависимости. В итоге, имеем интерес людей к агрессии и контролю. Эта жажда повоевать и попокорять, таким образом, критически зависит от наличия в семье, обществе, культуре атмосферы легитимации зависимости. Если зависимость рассматривается как признак детства, который в ходе взросления изживается обоюдными усилиями ребенка и взрослых, уровень такой иррациональной воли к контролю минимален, что мы наблюдаем, например, в системе образования скандинавского типа. если же зависимость сохраняется, считается ценной и даже сакрализуется, имеет место заметный уровень иррациональной агрессии со всеми своими последствиями в виде ксенофобии/шовинизма, негибкости иерархий, всяких "имперских синдромов" и пр.
Итак, (5) в средах с низким базовым доверием и опорой на контроль человеку свойственно искать себе мишени для иррациональной агрессии. По мере дефицита доверия и, как следствие, консервации инфантильной зависимости имеем умонастроения типа хомо хомини волк, жисьборьба и пр., но не обязательно осознанные и выражены столь явно. (Конечно, есть и другие источники агрессии, не носящие "мстительный характер" - например, более базовый шизоидный "импульс к уничтожению" в ответ на неспособность претерпеть "плохое" ради "хорошего", который я не стал рассматривать, поскольку, мне кажется, он, являясь более общим, действует существенно шире проблемы контроля и бунта, которую люди переживают в связи с предполагаемым в будущем "машинным разумом". Кроме того, есть различные формы садистической агрессии, имеющие, как считается в разной психодинамической психологии, более поздний генез, и лишь краем, может быть, участвующие в этой проблеме.
6. Но, кроме того, что образ враждебных Других - просто повод для агрессии, он также позволяет наконец открыто уподобиться этим Другим, чего и изначально хотелось, но для чего изначально не было повода. Вспомним, что (2)
на этих Других отыгрываются собственные внутренние конфликты и проецируются собственные черты, собственная враждебность и жаджа повраждовать. Если удалось показать, что Другие "первые начали", эта жажда легитимируется. Отщепленные собственные (т е в тайне желанные для себя) неприемлемые импульсы таким окольным путем снова могут быть реализованы от первого лица, но уже "отмытые" от нежелательности, оправданные "справедливой борьбой" с врагом.
В итоге вот этот интерес к (реваншному?) подчинению и контролю и страх перед могущественным врагом (т е одновременно и жажда такого врага, наделяющая его определенными чертами и без которой страха бы не было) - носится в неопредмеченном состоянии и ищет получателя.
.... >
no subject
НО, МНЕ КАЖЕТСЯ, ЕСТЬ ЕЩЕ ЧТО-ТО.
Копаясь в себе и более или менее понимая описанное выше на личном материале, я, как мне кажется, примерно вижу границы вот этой "рабски-рабовладельческой" жажды контроля, а также борьбы за контроль и победы в ней. И мне (самонадеянно?) не кажется, что именно она генерирует именно мой смутный интерес.
Есть еще кое что. Темный момент рождения, зарождения. Люди могут произвести потомство, да, но они не авторы этого потомства, они - часть более широкой системы, воспроизводящейся с их участием. А интересно же быть автором. Интересно полностью понимать. Это еще и желание "понимать, что значит понимать" - исследовательский интерес перед проблемой того, как возможна и работает столь универсальная функциональность психики. Это надежда на очень широкий синтез: ведь до сих пор мы субъективное и объективное рассматривали в разных понятийных базисах, а такое понимание поможет выразить их взаимно в терминах друг друга.
Но это более или менее понятно. А вот в образе зарождения, темной точки начала всего - что-то еще остается волнующее, иррациональное и непонятное.. И такое, что ускользает.
Что-то такое, может быть, фаустовское? Просто заполучить себе "раба" было бы (рядом с этим интересом) слишком, может быть, понятно и грубо. А вот самому создать подобного себе, "сравняться с богом"?.. Если так, то это тоже укладывается в приведенное выше описание реванша, только в других образах. Но что-то мне подсказывает, что завораживающий образ "точки начала всего" имеет какую-то другую, не реваншную иррациональную природу. Что-то связанное с репродуктивностью (в самом широком смысле), может быть..
ВОт, нашел, кажется, хотя бы одну из граней: то, что, может быть, получится создать Живое вне кооперации, вне любви/взаимодействия, одной своей личной, ни с кем не согласованной, волей - вот это как-то, в каком-то отношении пугающе.
----
(все вышеизложенное написано постпраздничным утром, довольно бегло и неаккуратно, отчасти поневоле: если формулировать строго и точно, разрастется до целой статьи. ПОэтому, боюсь, какие-то формулировки легко понять по-разному неправильно.. Или, может быть, более правильно?)
no subject
По сути вопроса мне кажется что у нас расходятся точки зрения вот в каком месте. Вы кажется делаете опору на индивидуальную психологию, а для меня вопрос кажется скорее социальным или даже философским. Поясню коротенько.
Вот у нас есть общий ресурс - наше общее пространство и время. И в рамках этого ограниченного ресурса можно решить ограниченный круг задач. Чисто экономиески, постановка одной задачи исключает возможность решения другой (opportunity cost). Если Я трачу своё время на решение задачи А, то я не занимаюсь решением задачи Б. Тоже самое, соответственно и с Вашей стороны. Стало быть для класса задач требующих времени обоих участников (АА, ББ, и т.д.) возникает необходимость либо добровольной кооперации либо подчинения. Иными способами такие задачи просто не решаются - недостаёт ресурса. Значит существует фундаментальный конфликт который придётся как-то разрешать.
Вот из этой исходной "позиции" я истрою мои рассуждения. :)
no subject
Остальные же задачи имеют другой предмет (и, если рассудить, другой субъект, более широкий, чем отдельный индивид). Они не направлены на самого индивида-субъекта, их цель - некое преобразование во внешнем для него мире. Если задачу самосохранения считать эгоистической, направленной на субъекта, то прочим задачам надо приписать по крайней мере элемент альтруистизма - в том смысле, что для их решения субъект вынужден изымать энергию из поддержания гомеостатического оптимума (напрягаться, трудиться, рисковать) и направлять ее куда-то вовне. Более того, если задаться вопросом ЗАЧЕМ субъект решает эти задачи, окажется, что плодами их решения пользуется не сам субъект. Бенефициарием этих задач можно считать и "эгоистические гены" (системным уровнем ниже), и группу, популяцию, общество, культуру (системный уровень выше), это вопрос выделения элементарного объекта рассмотрения, но во всяком случае выходит просто по определению, что субъект, решая не-гомеостатические задачи, вкладывается в что-то, что не есть он сам, выступает агентом решения задач какого-то другого субъекта. МОжно сказать, что это род движет им, "голос крови" искать искать определенных людей, влюбляться, заботиться о потомстве (ну или, скажем, писать книги, влиять на умы, вкладываться не в гены, а в культуру будущих поколений). Можно сказать, что он - агент общеэволюционного процесса оптимизации популяции (ее генетики и/или культуры). Или хост для своих эгоисточеских генов (хотя такая интерпретация, по-моему, объясняет лишь один из многих механизмом эволюции/развития, и, например, не очень объясняет готовность и желание людей бескорыстно делиться не своими генами, а мыслями, чувствами и видением мира - "культурными" аналогами генов). Предельно обобщая, назовем эту задачу репродуктивной - в том широкчайшем смысле, что человек пытается вложить во внешний мир все то, что кажется ему лучшим в нем самом и вне его, все то, что ему дорого и что он хочет успеть вывести вовне и тем самым спасти от смерти вместе с его телом. Это прямо по Библии: что ты успел отдать, то пребудет с тобой в Царстве Божием (ну, в потенциально бесконечном будущем развитии человечества), а что ты сберег для себя -то погибнет. Т. е. субъект этой репродуктинвной задачи - либо ценные для развития генетические и культурные элементы человека, либо сама развивающаяся популяция/общество, для которой их разнообразие (!! причем никогда не известно, что именно из этого рахнообразия для чего пригодится) и нужно как материал для развития. Этот субъект отличается от субъекта задачи самосохранения. Более того, задачи самосохранения и воспроизводства в широком смысле - потенциально конфликтны (за те самые контролируемые индивидом ресурсы). Более того, индивидуальное самосохранение выглядит вообще одной из подзадач воспроизводства. Субъекты задач воспроизводства - лежит на других системных уровнях, чем самосохранения, и на этих уровнях конфликт между индивидами за ресурсы, о котором вы говорите - не действует! (Во всяком случае, мне хочется так думать.. - и, конечно,я могу тенденциозно что-то упускать из виду..)
...>
no subject
Субъект воспроизводства - популяция, несущая гены и культуру. Отдельный человек - агент этого сверх-индивидуального субъекта, ради него он изымает ресурсы из задачи поддержания собственного комфорта и безопасности (которые, впрочем, во всяком случае обречены). Без этой популяции, без Других, без надежды как-то поучаствовать в их жизни, что-то от себя вложить в будущее - без всего этого отдельный человек бесполезен и бессмыслен.
Можно возразить, что каждый индивид, совсем как Докинзов ген, тогда будет бороться с другими за возможность сделать свой вклад. Но, мне кажется, в большинстве случаев тут борьба просто ни к чему. Если с биологическом воспроизводством еще можно говорить о перенаселении, подавляющем репродукцию и провоцирующем борьбу за нишу, то в сфере культуры (в развитие которой сейчас, после "демографического перехода" и саморегуляции рождаемости, по-моему, и устремилась вся энергия и все надежды людей) такой проблему нет в принципе: можно строить свое рядом,не мешая другим, и эволюция рассудит, что и как пригодится будущему. Да и в демографии, по-моему, проблема "борьбы за место под солнцем" решена саморегуляцией рождаемости и смещением акцентов с еоличества на "качество", культурную сложность потомства (длинное детство-подростковость-молодость, сложное образование и т д).
Разумеется, некая конкуренция "за вклад в будущее" всегда существует, но конкурируют не столько индивиды "каждый за себя", сколько уже сделанные ими вклады - их влияния, запечатлеваемые их окружением и потомсовом. А для того, чтобы такое влияние закрепилось в будущем. оно должно быть ПОЛЕЗНЫм, НУжныМ. Конкурирующие агенты (люди, настроения, паттерны жизни, стили, идеи, технологии) борются ЗА СВОЮ НУЖНОСТЬ ДРУГ ДРУГУ, а не просто друг с другом (что превращает их в угрозу друг другу и делает их нужность отрицательной). И в этой "борьбе" ЗА ПОЛЕЗНОСТЬ широта области контроля уже не так важна, а контроль над другими (первоначально свободными) агентами скорее даже опасен: во-первых, (глобально) он унифицирует, снижает диверсити, во-вторых (и локально), он, сламывая индивидуальную свободу, немедленно отторгается как неполезный. Остается только кооперация.
Т. е. борьба за контроль над внешним миром и друг над другом - тем менее кому-либо из этих агентов интересна и нужна, чем более они ВЕРЯТ В ВОЗМОЖНОСТЬ СВОЕГО ПОЛЕЗНОГО ВКЛАДА В БУДУЩЕЕ, в свою глобальную ценность и нужность этому будущему и вообще окружающим. Т е мы получили то самое положение, которое я все пытался обосновать в предыдущей серии комментов: жажда контроля - реакция на фейл доверия и глобальных перспектив, в т ч уходящих за порог индивиуальной смерти (неважно, осознаны они или нет): если надежды на "воспроизводство"-в-широком-смысле малы, остается достигать хотя бы локального гомеостатического комфорта (может быть, в надежде, что в будущем возможности для "воспроизводства" улучшатся). А для решения этой локальной задачи как раз контроль над прилегающим внешним миром, живым и неживым - да, адекватный метод.
no subject
no subject
no subject